Что проще представить: Владимира Путина, который вдруг объявляет об окончании войны с Украиной и выводит свои войска, или Россию без Путина, которая пересматривает свою политику, заканчивает войну и начинает строить отношения с Украиной и Западом на новой мирной основе?
Трудно ответить. Война в Украине в значительной степени является результатом личной одержимости Путина, и вряд ли он добровольно согласится ее прекратить. Что оставляет другую вероятность: Россию без Путина, со всеми надеждами на мирную страну, привязанными к смене власти.
Но и это тоже кажется маловероятным. Через шесть месяцев после начала войны власть Путина не кажется менее прочной, чем в мирное время. Рейтинги у него высокие, и у него нет в России ни одного оппонента, чей голос может быть услышан. Из двух его наиболее вероятных преемников — премьер-министра Михаила Мишустина и лидера оппозиции Алексея Навального — один связан лояльностью к президенту, а другой сидит в тюрьме. Для того, чтобы кто-то другой мог прийти к власти, Путин должен был уйти. Но если не считать вероятности внезапной остановки сердца, он никуда не денется. Преемником Путина вполне может стать Путин.
Это мрачная перспектива, и многим трудно ее принять. Почему никто из представителей правящей элиты, столкнувшись с тем, что президент ведет их страну к краху, не настаивает на смещении Путина — ведь они и сами пострадали от войны? Где храбрые технократы или функционеры, которые в интересах своего класса и своей страны ухитрятся свергнуть президента? Подобные вопросы, регулярно звучащие на Западе, больше напоминают жалобу, чем призыв к анализу. Но ответ лежит на поверхности.
В течение многих лет критики в России и за ее пределами полагались на одну главную тему, стимулирующую оппозицию Путину: на коррупцию. На какое-то время этот подход принес некоторые успехи, особенно в руках Навального, чьи хорошо подготовленные видеоролики, документирующие коррупцию в правящей элите, включая самого Путина, похоже, подорвали популярность президента.
Но коррупция — это клей, скрепляющий систему, а не катализатор, способный ее разрушить. Основывая свою власть на воровстве подчиненных, Путин едва ли ставил целью обеспечить их комфорт и благополучие. Скорее всего, речь шла о том, чтобы связать правящий класс заговорщической системой коллективной ответственности, обеспечив его абсолютную солидарность. В этом состоянии соучастия никто не мог бросить вызов президенту.
Строго говоря, называть такую систему коррупцией не совсем корректно. Коррупция влечет за собой отклонение от нормы, тогда как в путинской России нормой является именно то, что чиновники живут на деньги сомнительного происхождения. Если бы закон исполнялся буквально, то практически каждый российский министр или губернатор мог бы оказаться в тюрьме. Однако на практике Путин всегда применял закон выборочно. Каждый раз, когда кто-то из его влиятельных подчиненных оказывался обвиненным в коррупции, главным вопросом, который занимал людей, был вопрос о скрытой политической причине ареста.
Так было в случае с бывшим министром экономики Алексеем Улюкаевым, которого обвинили во взяточничестве после столкновения с Игорем Сечиным, влиятельным исполнительным директором российского нефтяного гиганта «Роснефть» и другом Путина. То же самое и с несколькими губернаторами, включая Никиту Белых, который в свое время возглавлял крупную оппозиционную партию, и Сергея Фургала, чья победа на выборах противоречила желанию Кремля и которого обвинили не в коррупции, а в убийстве.
То, что в России называют коррупцией, правильнее было бы назвать системой подстрекательства и шантажа. Если вы лояльны и если президент вами доволен, вы имеете право воровать, но если вы нелояльны, вас посадят в тюрьму за воровство.
Неудивительно, что в последние десятилетия лишь несколько человек внутри путинской системы публично высказывались против нее. Террор всегда более убедителен, чем любой другой метод.
Война могла перевернуть игру. Правящий класс, обязанный своим богатством положению у власти, столкнулся с новой реальностью: их имущество на Западе либо конфисковано, либо подвергнуто санкциям — ни яхт, ни вилл, бежать некуда. Для многих приближенных к власти чиновников и олигархов это означает крах всех их жизненных планов, и в принципе можно предположить, что в России нет более недовольной войной социальной группы, чем путинские клептократы.
Но есть одна загвоздка: они уже променяли свои права политических агентов на те самые яхты и виллы. С этим фактом связана основная интрига внутрироссийской политики. Военная авантюра Путина оказала разрушительное воздействие на жизнь элиты истеблишмента, на которую он всегда полагался. Но элиты, стесненные зависимостью своего богатства и безопасности от власти, не в состоянии сказать президенту «нет».
Это не значит, что их неудовлетворенность незаметна. Министр финансов Антон Силуанов публично говорил о трудностях выполнения своих обязанностей в новых условиях. Глава Счетной палаты Алексей Кудрин объяснял на встрече с Путиным, что война завела российскую экономику в тупик. И даже глава государственной военно-промышленной монополии Сергей Чемезов написал статью о невозможности реализации планов Путина. Но, не подкрепленные политическим весом, такие взгляды не представляют интереса — или опасности — для Путина.
Это правда, что войны часто порождают новую элиту среди офицеров и генералов, которые могут предположительно угрожать президентскому правлению. Однако в России этого не происходит, возможно, потому, что Путин пытается помешать своим генералам обрести слишком большую известность. Имена командовавших российскими войсками в Украине держались в секрете до конца июня, а пропаганда «героями» войны предпочитает называть тех, кто погиб и больше не способен проявлять политические амбиции. В любом случае Путин окружил себя привилегированными сотрудниками службы безопасности, лояльность которых ему не вызывает сомнений.
В этой ситуации российским функционерам ничего не остается, кроме как ждать. Они могли бы попытаться вести какую-то свою тихую игру, в том числе сепаратные переговоры с Западом, но до сих пор никаких гуманитарных коридоров для российских элит нет. Даже если кому-то — например, такому близкому к Путину олигарху, как Роман Абрамович, — удастся прорваться на Запад, все, что его ждет, — это конфискация активов и подозрения. По сравнению с этим даже паранойя Путина может оказаться предпочтительнее.
Если члены правящей элиты не в состоянии свергнуть Путина, то, возможно, это сможет сделать средний класс? Но и там перспективы мрачные. Для тех, кто выступает с критикой войны, поучительна судьба Марины Овсянниковой, редактора государственного Первого канала. Устроив громкую акцию протеста — во время прямого эфира популярной вечерней новостной программы она стояла позади диктора и держала в руках плакат с надписью «Остановите войну» — она бежала из страны, чтобы избежать ареста, оставив свою семью в Москве.
Месяцами она скиталась по Европе, подвергаясь многочисленным обвинениям в том, что, каким бы впечатляющим ни был ее протест, она все равно прежде всего является винтиком в путинской пропагандистской машине. Она вернулась в Россию, где ее несколько раз арестовывали и штрафовали, обвинили в распространении ложной информации и обыскали ее дом. Ее бывшие коллеги и в СМИ, и в других сферах, сделают вывод, что нет смысла подражать ее действиям. Лучше спокойно пересидеть войну на своих рабочих местах, чем рисковать разорением и позором.
На массовом уровне дела обстоят не лучше. Первоначально многообещающие протесты против войны были полностью подавлены угрозой тюремного заключения. Критические публичные заявления, не говоря уже о митингах или демонстрациях, сейчас практически невозможны. Применяя репрессии, режим полностью контролирует внутреннюю ситуацию.
Вместо всего этого фактором, серьезно угрожающим мощи Путина, является украинская армия. Только потери на фронте имеют реальный шанс изменить политическую ситуацию в России, о чем свидетельствует русская история. После поражения в Крымской войне в середине XIX века царь Александр II был вынужден провести радикальные реформы. То же самое произошло, когда Россия проиграла войну с Японией в 1905 году, а перестройка в Советском Союзе во многом была вызвана провалом войны в Афганистане. Если Украине удастся нанести тяжелые потери российским войскам, может начаться аналогичный процесс.
Тем не менее, несмотря на весь ущерб, нанесенный до сих пор, такой поворот кажется далеким. На данный момент и в обозримом будущем Россией правит Путин — и страх, что без него все будет хуже.
Материал впервые был опубликован в The New York Times.
