Непривычные для проводниц железных дорог Таджикистана очереди россиян растягиваются вдоль поезда «Волгоград — Кубел». В обычное время на нем приезжают мигранты из Центральной Азии.
Советский плацкартный вагон, на который я успел урвать один из последних билетов, почти полностью забит мужчинами призывного возраста. Многие прощаются с женами. Около меня обнимается молодая пара. Девушка смотрит на перрон сквозь слезы.
Поезд идет через Казахстан, останавливаясь в приграничном городе Атырау. Почти все направляются туда. Главное — пересечь границу. Уже оттуда кто-то планирует лететь в Алматы, кто-то в Турцию, кто-то в Ереван.
Мы едем по степям. В вагоне-ресторане — единственном месте, где можно подзарядить телефон, — многолюдно. Играет таджикистанская попмузыка. Женщины разносят плов и лагман. Посетители пьют пиво и дешевый таджикский лимонад: все в напряжении ждут перехода через границу. Ко мне подсаживается парень по имени Коля. Он преподаватель норвежского и английского языков, уехавший из небольшого города под Ростовом-на-Дону.
«Я принял решение на следующий день после путинской речи [о мобилизации], и уже вечером выехал, — говорит он. — Сначала думал уехать в деревню под Тулой, а потом подумал: „а что, если это все на несколько лет затянется?“»
«Денег у меня почти нет, я кучу денег вбухал в ремонт, который так и не закончил. Главное — уехать; уверен, через два дня все уже схлопнется. Может, устроюсь переводчиком в нефтяную компанию в Атырау».
Мне так же, как и ему, и большинству других бегущих из России, пришлось принять решение за несколько часов до отъезда. После настойчивых утренних убеждений друзей и коллег я нашел дешевый поезд Железных дорог Таджикистана и забронировал «бла бла кар» до Волгограда. К тому моменту военный комиссариат моего региона уже объявил о запрете на выезд мужчин призывного возраста.
«Вы думаете, через неделю это все закончится?»
Чем ближе граница — тем выше напряжение. Поздним вечером мы должны пересечь КПП «Аксарайский». Часовые пояса меняются. Пассажиры то и дело переспрашивают, во сколько мы будем на границе, и изучают расписание. Судя по сообщениям в крупных чатах в Telegram, мужчин пока выпускают.
Наконец мы прибываем на границу, где поезд простоит более двух часов. В вагон заходит пограничница ФСБ.
«Повезло. Девушка», — шепчет сосед с верхней боковушки. Проводница требует всем слезть с полок и сесть на нижние места.
«О, как много мужчин! Наверное, никогда у вас столько не было в этом поезде!» — иронично замечает женщина в форме, обращаясь к проводнице.
В вагон заходят еще двое пограничников и объявляют, что мужчины в возрасте от 21 до 60 лет должны приготовиться к проверке. Тревога стала практически осязаемой.
Пограничники подходят к каждому, смотрят паспорта и задают одни и те же вопросы: цель визита, дата покупки билета, когда планируете возвращаться, приходила ли повестка, подлежите ли мобилизации.
На последний вопрос никто не отвечает «да» или «нет», мужчины называют только категорию годности — «В», намекая на обещание Совета по правам человека призывать на войну только запасников с категориями «А» и «Б». Большинство честно называли дату покупки билетов — почти у всех они были куплены после объявления мобилизации. На остальные вопросы все отвечали стандартное «еду к родственникам», «к подруге», «к казахстанской бабушке покушать бешбармак».
«Я еду, чтобы оформить там банковскую карту», — говорит мужчина из купе напротив моего места.
«Какая у вас необычная и оригинальная причина поездки», — иронизирует пограничник, записывая ответы в анкету. «На недельку? — спрашивает он. — Вы думаете, через неделю это все закончится?»
«Неужели они не понимают, что будет уголовное дело?»
После опроса пограничники уходят с загранпаспортами. Спустя час проводница приносит документы в вагон. У всех стоят штампы о пересечении границы. Нас пропустили.
«Я слышал, как они [пограничники] потом обсуждали нас на улице, — рассказывает один из моих попутчиков. — Девушка, которая нас опрашивала, возмущалась, мол, „неужели они не понимают, что заведут уголовки на них?“»
Когда поезд наконец тронулся — все выдохнули. Люди ринулись в ресторан. В вагоне стоит гул. За столиками сидят пограничники, уже спокойно беседуя между собой и не обращая внимания на выстроившуюся за пивом очередь возбужденных мужчин. Проводники снисходительно улыбаются курильщикам в тамбурах. Дым валит в салон, но никто не жалуется.
Рядом со мной курит бурят Саша. Его республика стала одним из первых регионов, где запретили выезд мужчинам призывного возраста. Уже в первые дни мобилизации в Сети стали распространяться видео отправки на войну сотен бурят. Сообщалось о призыве многодетных отцов, не служивших и негодных для службы. Лишь немногие жители Улан-Удэ вышли на протесты.
«Путина не волнуют нацменьшинства, — говорит Саша, — Власти пользуются низким уровнем образования и бедностью. Они приходят в деревни и забирают людей, которые просто не знают, как избежать призыва». Сам Саша служил в армии, но после этого получил инвалидность третьей группы. Несмотря на это, он опасался, что может попасть под мобилизацию или не выехать из страны.
На казахстанской границе мы стоим около двух часов. У всех осматривают сумки и ставят штампы. Вопросов не задают. Проезжаем пост глубокой ночью. До прибытия еще пять часов.
«У нас абсолютно нет плана»
Окраина Атырау производит впечатление провинциального советского городка, но стоит проехать 10 минут до центра, и перед глазами вырастают стеклянные высотки и пятизвездочные отели для европейцев, работающих здесь. Называясь «нефтяной столицей» Казахстана, Атырау стал бурно развиваться лишь в последние годы, говорят местные.
Толпы русских мужчин идут с чемоданами от вокзала. Около обменников выстраиваются в очереди, чтобы обменять рубли на тенге.
«У нас нет абсолютно никакого плана, — говорит 21-летний Роман, приехавший с девушкой и другом. — Мы фрилансеры. Как-то сможем заработать. Я занимаюсь съемкой роликов, а моя девушка — дизайнер».
Из-за огромного наплыва россиян цены на жилье в приграничных городах Казахстана подскочили в несколько раз. Руководство Cinema Park в Уральске даже пригласило оставшихся на улице людей переночевать в залах кинотеатра.
«Многие местные относятся к русским с сочувствием. Мы переживаем, вы все-таки наши соседи. Но есть и те, кто враждебно настроен к этому наплыву беженцев», — говорит сдающая квартиру жительница Атырау по имени Жадыра.
«Люди просто насторожены. Боятся, что сюда заедут какие-то шпионы. Боятся, а вдруг Россия нападет на нас — вдруг скажут, что у нас тут притесняют русских, как в Украине, — продолжает женщина. — А еще здесь ведь многие обижены, что в январе, когда здесь были протесты, Путин отправил войска. Многие были возмущены: „почему другая страна посылает свои войска к нам разгонять протесты?“»
«Я хочу, чтобы сюда, наоборот, приезжало как можно больше молодых русских ребят, — говорит муж Жадыры, Данияр. — Они приедут, начнут здесь бизнес. Будут развивать страну, осядут, заведут семьи. Путин облажался. Из-за его решения Россия теряет человеческий потенциал».
Накануне окончания референдумов в занятых Россией Херсонской и Запорожской областях и ЛДНР появляется все больше сообщений об отказах россиянам в выезде из страны. Накануне The Bell сообщил, что пограничники ФСБ получили списки подлежащих мобилизации. Некоторым из них отказывают в выезде. Многих россиян также не выпускают из-за задолженностей перед судебными приставами.
«Мы стояли на границе в поезде часа два с моим другом. Его тихо подозвали и сказали, что дальше он не едет. У него была небольшая задолженность, которую он не успел погасить», — рассказал приехавший в Атырау 21-летний Семен.
«Сейчас главное для меня — найти крышу над головой. Дальше буду ждать, пока приедет мой старший брат. План пока такой. Он был вчера около трех КПП в разных местах — Вишневка, Озинки, — но так и не смог выехать из-за очередей. Они с попутчиками решили бросить авто и найти поезд или автобус. Надеюсь, все получится», — говорит молодой человек.
С начала мобилизации Россию покинули более 261 тысячи человек, сообщала «Новая газета. Европа» со ссылкой на свои источники в ФСБ. «Медуза» со ссылкой на источник, близкий к администрации президента, передает, что российские власти могут закрыть границу уже 28 сентября, после окончания референдумов на оккупированных территориях
