Есть крупный инвестор (в данном случае Малофеев), которому хочется держаться в публичном поле. Для статусности тусовки приглашают чиновников. В этот раз торговали лицами Мария Захарова из МИД и Петр Толстой из Госдумы. Приехали еще несколько губернаторов — из Калужской, Кировской, Вологодской, Томской и Курганской областей.
Из медийных фигур (куда без скоморохов?) позвали Ивана Охлобыстина, а многочисленная консервативная публика — благодатная массовка. Поскольку сие действие проходило в конференц-зале патриаршего Храма Христа Спасителя, то, по крайней мере, медийно рисовался знакомый образ «единства народа и партии», преломленный сквозь уваровскую триаду «православие, самодержавие и народность».
Малофеев говорил о суверенитете, Боге, русском народе, образовании и развитии частного индивидуального строительства. Захарова предложила слово «аборт» заменить на «убийство». Вологодский губернатор Филимонов рассуждал о «динамичном консерватизме». Философ Дугин призвал победу в «СВО» вымаливать у Бога, а Охлобыстин скандировал «Гойда» и заявил о необходимости установить русский протекторат над всей планетой.
Политтехнолог Александр Бородай, почему-то представленный боевым командиром, обрушился на федеральный Минкульт, где, по его мнению, засели слишком толерантные к релокантам «геббельсовцы». И конечно, рассказал, что на фронте все совершенно не так, как хотелось бы.
Если верить сообщениям с сайта самого «Царьграда», сквозной темой многих выступлений стали удивительно знакомые сетования об отсутствии единой национальной идеи, которая бы сплотила всю Россию.
«Русская» тоска по империи
Какими бы карикатурными ни были разошедшиеся по сети снимки спикеров, выступавших на фоне имперских орлов, перед нами — один из ярких итогов развития государственной идейно-исторической политики, которая на протяжении 2000–2010-е годов постепенно вырабатывала эклектичную государствоцентричную идеологию.
Она строилась на том, чтобы как-то совместить две главные исторические мифологии: советскую и имперскую. И уже через них как-то проговорить, что сильное государство и сильный народ — это что-то единое и взаимодополняющее. Если вы вспомните сочинения Николая Старикова, которые стали заполнять рынок со второй половины нулевых, то, собственно, такова и была его главная задача.
Правда, этот государствоцентризм до 2020-х годов не был столь однозначно имперским и тем более опасался заигрывать с русскими этническими националистами. Вполне обоснованно государство видело в них скорее угрозу: все же участники «русских маршей» потенциально были в большей степени готовы на радикальные уличные действия, нежели либералы и креативный городской средний класс.
Однако лазейки для заигрывания с этими идеями оставались, если к этнонационализму присоединялось что-то еще. Например, официальное православие.
В идеологическом плане Русской православной церкви было позволено куда больше, нежели другим институтам. Да и единым монолитом православная церковь никогда не была. Потому одни настоятели могли сотрудничать с общественностью из движения «Сорок сороков», а другие — с членами или активистами «Мемориала».
Другая лазейка — обращение к смутным, золото-блестящим, ностальгическим образам Российской империи, замечу, при значительном одобрении или понимании со стороны интеллектуального класса. Если несколько упрощать, то и в 1990-е, и в 2000-е годы критика сталинизма и советских порядков нередко сопровождалась ностальгией по России дореволюционной, «правильной». Кто-то просто считал, что в 1917 году большевики сбили страну с «естественного» пути развития, другие ностальгировали сильнее, идя по пути фактического обеления империи.
Сетевые дискуссии того времени были перенасыщены подобной полемикой. Ее академическим отражением стала дискуссия между Борисом Мироновым и Сергеем Нефедовым.
На институциональном уровне в российских верхах оплотом русского имперского национализма в 2009–2017 годы служил Российский институт стратегических исследований благодаря своему директору, в прошлом генералу разведки, Леониду Решетникову. Эта государственная аналитическая структура при администрации президента тогда делилась на две части: относительно небольшое количество исследователей-международников, занимающихся ведомственной аналитикой, и своеобразная секта любителей монархии и лично Николая Второго. Ее публичным лидером стал историк и бывший оперуполномоченный милиции Петр Мультатули, который в начале 2010-х годов написал книгу о том, что последний император не отрекался от престола, а соответствующий акт — подлог.
В российских элитах также имелись любители Российской империи, часто публично обжигавшиеся при попытках что-то сказать о Второй мировой. Например, Никита Михалков успешно снимал про репрессии и любимого Александра III, но в начале 2010-х подвергся травле за «антисоветские» фильмы о Великой Отечественной. Поклонником его творчества, к слову, был и остается Владимир Мединский, ставший в 2012 году министром культуры. Его государствоцентризм также был скорее проимперским, хотя по должности заниматься откровенной «антисоветчиной» — публично — он не мог. Приходилось как-то адаптироваться. Отсюда и постоянные скандалы, например вокруг тех же 28 панфиловцев, с призывом, согласно которому не очень важно, что там происходило, — «живые» мифы надо чтить.
К числу любителей империи точно стоит причислить и Алексея Громова, который с 2008 году в должности замруководителя администрации президента курирует российские СМИ. Его жена возглавляет наблюдательский совет благотворительного «Елисаветинско-Сергиевского просветительского общества». Здесь интересна именно презентация деятельности в историко-имперских категориях. Название отсылает к вел. кн. Елизавете Федоровне, одной из алапаевских мучеников 1918 года. Ее мужем был вел. кн. Сергей Александрович, московский губернатор (и, пожалуй, самый влиятельный гомосексуал поздней Российской империи). В 1905 году его взорвали террористы-эсеры, а московская публика злословила: «Великий князь впервые в жизни пораскинул мозгами». В 2016 году при усилиях Мединского и жены Громова в Кремле, на месте гибели, был восстановлен памятный крест, когда-то стоявший там и выполненный по эскизам художника-черносотенца Виктора Васнецова.
От игр — к катехону
Все это в больше степени игры в историю и образы, однако некоторые пошли дальше. Так, 2010-е годы породили две центральные общефедеральные фигуры имперского дискурса, которые развивали его за счет инкорпорирования советского.
Первая — духовник Путина отец Тихон (Шевкунов), который включился в развитие имперско-исторической пропаганды через мультимедийные выставки-блокбастеры, превращенные затем в парки «Россия — моя история». Если мы попытаемся найти, где до 2022 года в России относительно официально была выражена на самая «единая 1000-летняя история государства», где же этот последовательный рассказ, то ничего, кроме творений команды отца Тихона, и не обнаружим.
Вторая — бизнесмен Константин Малофеев, чья бизнес-история — это скорее про спекулятивные операции, а также дружбу с силовиками и приближенными Путина. Однако публично, да, он стал одной из звезд наиболее дремучего империализма. В 2014 году был причастен к спонсированию сепаратистов в Украине, в 2015 году создал имперский телеканал «Царьград». Также Малофеев вошел в руководящий совет Всемирного русского народного собора (ВРНС) — ключевой околоцерковной структуры для ультраконсервативных общественников.
После того как в 2017 году Решетникова и его команду выгнали из РИСИ, они также обосновались при Малофееве и основали движение «Двуглавый орел». В 2020 году генерал и олигарх рассорились. Решетников с командой ушли и основали собственное историко-просветительское общество «Наследие империи», а Малофеев переименовал «Двуглавый орел» в общество «Царьград». Дескать, бренд более раскрученный. Некоторые сторонники олигарха, к слову, в укор Решетникову ставили воинствующий антисоветизм.
К концу 2021 года Малафееву подготовили трехтомник зубодробительной исторической публицистики «Империя», первый том которого даже был опубликован тиражом в 5 тыс. экземпляров. Если говорить очень просто, то в основе лежит тезис, что империя — это всегда хорошо. Если чуть сложнее — то развивается образ России как нового катехона. Есть такая в христианской литературе концепция, что некая страна (катехон) является в свой исторический период субъектом, который удерживает мир от спадания во зло, противостоит приходу Антихриста и тем препятствует наступлению конца света.
Неудивительно, что в середине февраля 2022 года резкой критической рецензией на эту книгу разразилось близкое к администрации президента новостное агентство Regnum, игравшее скорее на лево-консервативном, просоветском поле.
Русская биополитика
Естественно, что после 24 февраля 2022 года любые идеи, оправдывающие агрессию, приходятся ко двору. Англосаксы? Неонацисты? Пусть будет и катехон. В 2023 году Малофеев основал одноименный «аналитический центр» при «Царьграде», а само медиа стало одним из наиболее популярных в РФ. В октябре 2024-го, по статистике Liveinternet, он находился на 6-й позиции, немного уступая традиционным лидерам в виде РБК и «РИА Новости».
Если вынести за скобки собственно Малофеева и его имперские чудачества, то к концу третьего года полномасштабной войны, действительно, оказалось, что в основе Z-повестки лежат две ключевые идеи оправдания агрессия: «Мы восстанавливаем свою империю» и «Мы защищаем русских». Крен в сторону русского национализма нашел поддержку и у Путина, который, например, год назад участвовал в заседании ВРНС. А с русским национализмом (эпохи Путина, конечно), да еще и на военном фоне, неизменно приходит риторика, заигрывающая со страхами: дескать, русские скоро вымрут, а на их место придут мигранты с чеченцами.
Правда, в государственно-имперском Z-дискурсе понятие «русский» сегодня неизменно расшифровывается не через расовые, узко-этнические или кровные категории, а как некое культурное поле русского языка и русского культуры, открытое для каждого. Такое вот перенимание элементов из социального конструктивизма, превращающее русских в прилагательных к государству. Этот подход провозглашался и на малофеевском форуме, правда, участники, судя по материалам, не спешили дискутировать, что значит быть «русским чеченцем» или «русским татарином». И вообще насколько представители этих народов готовы себя так осмыслять.
Зато ключевыми темами повестки, кроме идеологии и помощи фронту, стали миграция и «сбережение русского народа» или, если быть точнее, — как заставить русских женщин больше рожать. Естественно, собравшиеся в едином порыве одобрили государственное наступление на чайлдфри, аборты и продажу алкоголя и призвали продолжать в том же духе.
Довольно много слов было сказано о мерах социальной поддержки рождающих женщин, правда, с прозрачным акцентом, что все это должно касаться прежде всего «русских» — великорусских регионов.
В основании предполагаемой биополитики лежит все та же старая логика «кнута и пряника», запрета и патернализма. Значительная часть съезда общества «Царьград» — это про рассуждения, как лучше использовать население во имя государственных задач. Желательно — всех россиян, но, чтобы не порождать проблем на этнических окраинах, то легче и удобнее сосредоточиться на русских. Русские (что этнические, что «просто культурные») потому и осмыслены как важнейший и полезнейший властный ресурс, который стоит более эффективно эксплуатировать.
Потому русские имперцы, пытаясь выйти за пределы исторической демагогии и предложить нечто актуальное, породили примерно следующий тезис: без русской матки новый катехон не удержать.
Признаться, довольно слабо даже для реинкарнации Союза русского народа.